Сан-Педро — Мистерии Кактуса. 2000 г. до н.э. — Настоящее Время

Мистерии Кактуса Сан-Педро

2000 г. до н.э. — Настоящее Время. Анды Южной Америки

Майк Джей

Первая глава из книги Mike Jay — Mescaline A Global History of the First Psychedelic

 

В первом абзаце «Дверей восприятия» Олдос Хаксли проследил историю мескалина от кактуса пейот, «давнего союзника с незапамятных времен», до «примитивной религии и индейцев Мексики и американского юго-запада»1. Но некоторые ученые к этому времени уже подозревали, что у мескалина также был другой древний источник, засвидетельствованный в искусстве, скульптуре и архитектуре, который восходит на сотни лет раньше, чем испанские хроники, которые предлагают первые культурные записи о пейоте.

В 1947 году перуанские фармакологи Карлос Гутьеррес-Норьега и Гильермо Крус-Санчес опубликовали первую из серии статей, в которых предварительно было установлено присутствие солей мескалина в семействе высоких столбчатых кактусов, известных в Андах на испанском языке как Сан-Педро и на кечуа и Аймара как ачума или хуачума. В 1950 году они задокументировали его тайное использование на перуанском побережье в традиционных лечебных церемониях, которые все еще были запрещены законами о колдовстве, а в 1959 году присутствие мескалина было подтверждено в Trichocereus pachanoi, классическом Сан-Педро. 2

Эта идентификация совпала с недавними открытиями, сделанными перуанским археологом Хулио Тельо, который с 1930-х годов проводил раскопки на месте загадочного храма Чавин-де-Уантар в заснеженном хребте Кордильера-Бланка в высокогорных Андах. Храмовые постройки в Чавине — огромный комплекс осевших площадей и ступенчатых пирамид, со следами незначительного проживания и без следов военных укреплений — окружены массивными стенами из облицованных каменных блоков, усеянных искусно вырезанными головами, некоторые из которых имеют вес до полутонны веса, удерживаемые вопреки гравитации скрытыми выступами.

Головы наполовину человеческие, наполовину чудовищные кошачьи, с преувеличенными челюстями и клыками. Многие из них скрючены и гримасничают, у некоторых из ноздрей текут струйки слизи. Самая старая из затонувших площадей, датируемая не менее 1200 г. до н.э., имеет фриз, проходящий вокруг ее круглой внутренней стены на высоте колена, с изображением похожей фигуры со змеиными волосами, отрастающими клыками и когтями и сжимающей безошибочно узнаваемый кактус Сан-Педро.

Ранее предполагалось, что Чавин был дальним аванпостом какой-то мезоамериканской цивилизации, возможно, ольмеков или майя, но оползень в 1925 году, изменивший русло реки Мосна, над которой взгромоздился город, позволила Тельо восстановить глиняные черепки, которые отодвинули дату его населения далеко назад в прошлое и выявила трехэтапную конструкцию, охватывающую почти тысячу лет.

В извилистой сети подземных камер-галерей под старым храмом Хулио Тельо сосредоточился на резной каменной стеле (которую он назвал Лансон из-за ее формы копья), на ее поверхности была вырезана клыкастая гуманоидная фигура, которую он отождествлял с божеством Виракоча, которому позже поклонялись инки в другой форме. К моменту своей смерти в 1947 году, как раз когда стало известно о присутствии мескалина в Сан-Педро, Хулио Тельо получил признание своей теории о том, что Чавин был гораздо более древним, чем предполагалось ранее, и представлял собой первозданную культуру монументальной архитектуры в Андах, о которой ранее не догадывались.

Свидетельств об этой культуре, которая сейчас называется Чавин или Ранний Горизонт, за это время стало значительно больше, особенно с 1994 года, когда Рут Шейди Солис из Перуанского национального археологического музея начала работу над комплексом памятников в засушливой прибрежной долине Норте-Чико в ста милях к северу от Лимы. Эта бесплодная пустыня, где никогда не бывает дождей, кроме как в годы колебаний Эль-Ниньо, усеяна огромными курганами, которые считались естественными образованиями, но оказались комплексами площадей и пирамид, некоторые из которых старше всех официально датируемых построек в Египте. Как и Чавин, они кажутся церемониальными: они расположены вдали от орошаемых потоков талого снега в самом сердце долины и, по-видимому, были заселены лишь небольшим числом священнослужителей. Карал, первый из раскопанных городищ, теперь датируется 2700 годом до нашей эры, а некоторые из соседних построек могут быть даже старше.

Эти прибрежные комплексы связаны с Чавином не только своей монументальной архитектурой, но и образами — изображения тропических птиц и обезьян, обитающих в высокогорье, украшают найденные там костяные флейты. На бесплодном побережье, в постоянном морском тумане, который держится там, где жара пустыни встречается с холодным течением Гумбольдта, исключительно хорошо сохранились остатки тысячелетней давности. Они раскрывают материальную культуру, основанную на рыболовстве на богатом побережье Тихого океана хлопковыми сетями и поплавками для тыквы, технологии, которая позволила значительному населению процветать в суровых условиях. Среди них также предметы, которые, должно быть, были добыты в далеких горах и за их пределами, в том числе, наряду с комплексом пирамид Лас-Альдас, есть сохранившиеся кожицы кактусов, предположительно принадлежащие Сан-Педро, аккуратно скрученные, как сигары.3

Обратная дорога, ведущая в Анды, дает ощущение организованности энергии, которой требовал бы торговый путь. Запекшаяся илистая и галечная корка прибрежной равнины простирается на многие мили вглубь суши, без укрытия тени и воды, прежде чем начинают подниматься предгорья. Склоны постепенно зарастают кустарниками и кустарниками, пока на высоте около 1000 метров облака, поднятые жарой пустыни, не сливаются и не покрывают склоны зеленью. Пахотные земли между осыпными склонами превращаются в лоскутное одеяло из небольших ферм, выращивающих субтропические фрукты — гуаву, лайм и лукуму, — и насаждений кофе и кустов коки в тени деревьев авокадо.

На высоте около 2000 метров воздух разрежается, пышная листва отмирает, и начинаются владения Сан-Педро. Кактусы цепляются за высокие голые утесы, иногда в виде одного стебля, но часто группами, которые веером устремляются вверх, как органные трубы, или рушатся под собственным весом и стелются, как огурцы, по гравийным склонам. Три месяца в году они окутаны висящими облаками и моросящим дождем; для остальных девяти они под тропическим солнцем. Цвет их кожицы варьируется от высохшего оливково-зеленого до богатого изумрудного, часто покрытого нежным налетом зелени, который стирается при малейшем прикосновении и требует месяцев, чтобы восстановиться. Весной они пышно цветут — ослепительный взрыв жизни на тусклом и, безжизненном стебле —  обычно это одиночный цветок, распускающийся на верхушке. Цветок представляет собой роскошную оборку кремово-белых и желтых лепестков, которая раскрывается ночью с лимонным ароматом и опыляется колибри и летучими мышами.

Это исконная территория кактуса. Семейство Echinopsis pachanoi возникло в пустынных районах Южной Америки около 30–40 миллионов лет назад, задолго до того, как южный континент соединился с северным. Кактусы являются частью уникальной местной флоры и фауны — как и ленивцы, тапиры, муравьеды, ламы, летучие мыши-вампиры — которые своеобразно развивались в этом автономном мире. Под палящим солнцем кактус выбирал все более мелкие листья и более толстую кожистую кожуру. Чтобы избежать потери влаги, кактус открывал устьица, которые собирают углекислый газ для фотосинтеза, ночью (а не днем, как это делают другие растения). В течение дня кактус синтезирует свой сахар, а урожай Сан-Педро обычно собирают ближе к вечеру, когда он самый сладкий. Первые кактусы развили ареолы, уникальную особенность, из которой выходят их шипы — видоизмененные листья. Их стебли стали вместилищами влаги, которые могли набухать, чтобы удерживать огромные объемы воды внутри своей пыльной и морщинистой кожи в виде густой и часто горькой слизи.

Почему кактусы Сан-Педро и пейот содержат мескалин, остается загадкой, или, точнее, группой взаимосвязанных загадок. Мескалин, по-видимому, встречается в природе только в кактусах, а в кактусах только в двух семействах, которые настолько отдаленно связаны друг с другом, насколько это возможно для кактусов.4 Недавние исследования выявили его у растущего числа видов, но в основном в пределах родов Trichocereus и Echinopsis, тесно связанных с Сан-Педро и обычно присутствующих только в незначительных количествах.5

В общих чертах биохимия хорошо изучена. Мескалин является одним из многих продуктов превращения путем метилирования или гидроксилирования аминокислот тирозина и фенилаланина, широко распространенных в растительном и животном мире, присутствующих в организме человека и во многих продуктах питания, таких как мясо, яйца и молоко. Это алкалоид, тип соединения, который обычно вырабатывается в растениях из строительных блоков аминокислот. Термин «алкалоид» происходит от «растительной щелочи», придуманной немецким химиком Фридрихом Сертюрнером, который выделил первый из них из опийного мака — морфин, в начале девятнадцатого века. Он ожидал, что чистое химическое вещество будет кислым, но оказалось, что это щелочная соль. Всего известно более 7000 алкалоидов, и Сан-Педро и пейот содержат около пятидесяти других алкалоидов, помимо мескалина.

Более сложный вопрос и, по-видимому, ключ к разгадке тайн, заключается в том, для чего эти алкалоиды служат растению. Большинство алкалоидов содержат азот, часто в структуре бензольного кольца, и долгое время предполагалось, что они являются побочными продуктами метаболизма, целью которых было вымывание из растений избыточных нитратов, эквивалентных химическим веществам отходов жизнедеятельности животных, таким как мочевина. Теперь картина выглядит значительно сложнее. Уровни алкалоидов в растениях повышаются и падают в течение их суточных циклов, что позволяет предположить, что они выполняют метаболическую функцию. Их часто перемещают из мест, где они производятся, в другие части, такие как листья или корни, а также между различными типами клеток. Некоторые растения содержат их, но другие, часто близкородственные виды, не содержат. Их общее распределение в царстве растений не имеет очевидной закономерности. Некоторые исследования предполагают, что они необычайно распространены среди кактусов, но между оценками существует большое расхождение.6

Мескалин, один из многих психоактивных растительных алкалоидов (таких как опиум в маке, кофеин в чае и кофе и псилоцибин в галлюциногенных грибах), принадлежит к химическому семейству, известному как фенетиламины, которые легко синтезируются из аминокислоты фенилаланина (это отражено в полном химическом названии мескалина, 3,4,5-триметоксифенилэтиламин). В этом отношении мескалин отличается от других соединений, считающихся классическими психоделиками — ЛСД, псилоцибина и ДМТ, — которые представляют собой не фенетиламины, а триптамины, другое семейство алкалоидов, по структуре более похожее на аминокислоту триптофан. Все они имеют один и тот же основной механизм действия в головном мозге — связывание и активацию серотониновых или 5-НТ-рецепторов, — но в то время как наиболее выраженные изменения триптаминов происходят в мозгу, мескалин вызывает более широкий спектр сенсорных и физических эффектов.7 Фенетиламин семейство включает стимуляторы, такие как амфетамин и человеческий нейротрансмиттер дофамин, а мескалин разделяет некоторые из их физиологических свойств: поднимает настроение, увеличивает частоту сердечных сокращений и изгоняет сон. Его ярко выраженные психоделические качества отсутствуют или приглушены у других встречающихся в природе фенетлиаминов, но в последние годы они были созданы у синтетических родственников мескалина, таких как 2C-B, DOM и 2C-T-7.

Нам предстоит узнать гораздо больше о биосинтезе мескалина в кактусах и его нейрохимической активности в мозге, но ничто из этого не решит загадку, почему горстка видов кактусов должна содержать сильнодействующий психоделический наркотик, которого больше нигде в природе нет. Мескалин — одно из немногих химических веществ, вырабатываемых растениями в достаточно концентрированной дозе, чтобы глубоко изменить то, как мы думаем, чувствуем и воспринимаем окружающий мир. Однако для кактуса эти свойства могут не иметь особого значения.

У алкалоидов, по-видимому, нет единственной и простой функции в растениях; они, вероятно, эволюционировали много раз и по разным причинам. Недавние исследования показывают, что, в дополнение к их плохо изученным метаболическим функциям, они, возможно, эволюционировали вместе с насекомыми и животными: действуя как яды или делирианты для одних и аттракторы для других, и тем самым формируя среду обитания растений в их пользу.8 В пределах их микроскопических размеров, в экологии грибов и бактерий любые растения, обладающие характерным химическим профилем, скорее всего, будут иметь некоторое преимущество перед своими соседями. Мескалин может быть шагом в коэволюционном танце с другими обитателями пустыни, который начался задолго до появления нашего вида.

Отношения человека с кактусами, содержащими мескалин, древние, сложные, интимные и взаимные. Во многом спорная таксономия семейства Сан-Педро отражает легкость, с которой все кактусы склонны к гибридизации, но, вероятно, она также была сформирована в результате локального человеческого отбора на протяжении тысячелетий по коротким колючкам или высокому содержанию мескалина. Глубокие долины, протянувшиеся через Анды, представляют собой экологические острова, которые порождают свои собственные отличительные разновидности со всеми мыслимыми сочетаниями длины ствола, высоты, обхвата и цвета кожи.

Trichocereus pachanoi, классический сорт Сан-Педро, обычно имеет короткие шипы, растущие плотными, регулярно расположенными пучками; близкородственный Trichocereus peruvianus, который содержит мескалин в таких же или немного меньших концентрациях, имеет шипы, которые могут достигать нескольких дюймов в длину и быть острыми как иглы. Некоторые кактологи рассматривают T. peruvianus и T. pachanoi как версии одного и того же вида с длинными и короткими иглами, в то время как другие считают их лишь двумя видами из гораздо более обширного семейства. С 1930-х годов кактологи использовали T. pachanoi в качестве корневого и прививочного подвоя из-за его небольших колючек, быстрого роста и устойчивости к широкому спектру условий, и в настоящее время во всем мире существует бесчисленное множество сортовых сортов.

Классификация коренных народов признает гораздо больше разновидностей, чем западная ботаника, определяя их как по контексту и среде обитания, так и по индивидуальным характеристикам экземпляра. Она также распознает различные маркеры: например, количество ребер или столбчатых секций от четырех до восьми, которые встречаются на кончике и образуют форму звезды, когда кактус разрезают на дольки. Образцы с семью ребрами очень популярны в магии и медицине, но четырехконечный кактус, редкий вариант, аналог четырехлистного клевера, считается самым мощным. Это форма, которая, по-видимому, рельефно высечена в Чавине9.

Чавин находится на высоте 3200 метров, на верхних границах пояса Сан-Педро, за которым долины возвышаются над линией деревьев и переходят в покрытые туманом луга, известные как пуна. Кактус — отличительная черта ландшафта: высокие грозди разбросаны за пределами стен древнего городища и выращиваются вокруг местных домов в качестве заборов и ветрозащитных полос. Однако точную роль Сан-Педро в древней культуре Чавина определить не так просто. Отличительная флора Южной Америки включает множество психоактивных видов, использование которых уходит корнями в глубокую предысторию.

Памятники периода Чавин украшены изображениями бругмансии, цветка ангельской трубы, листья и семена которого являются источником мощного ядовитого скополамина и связанных с ним алкалоидов. Сушеные листья коки, найденные на северном побережье Перу вместе с обожженной известью, с которой их жевали, были датированы 6000 годом до нашей эры. Центром происхождения табака вполне могли быть перуанские Анды, и его раннее выращивание оценивается в 5000–3000 годах до нашей эры. Ко времени возникновения культуры Раннего Горизонта кукуруза и маниок ферментировались в чичу, крепкий алкогольный напиток, в который можно было добавлять другие психоактивные растения.

Уникально то, что флора Южной Америки также включает множество растений, содержащих высокие концентрации ДМТ (диметилтриптамина). Хотя ДМТ широко распространен в природе, в том числе в следовых количествах в человеческом мозгу, он редко присутствует в количествах, достаточных для использования человеком без химической экстракции. Он неактивен, когда его едят или пьют, так как ферменты в желудке человека быстро расщепляют его, но при вдыхании в достаточной дозе он вызывает жжение, сильную тошноту и кратковременные ослепляющие галлюцинации.

В Амазонке концентрированную дозу можно «выпотеть» над раскаленными углями из смолистой коры виролы, джунглевого дерева семейства мускатных, или выжать из намокших корней колючей юремы (Mimosa hostilis). Богатые ДМТ листья чакруны (Psychotria viridis), кустарника, родственного кофейному растению, долгое время варили вместе с лианой яге Banisteriopsis caapi, чьи бета-карболиновые алкалоиды делают ДМТ психоактивным при пероральном употреблении, в заваривании и галлюциногенной аяуаски. В Андах недалеко от Чавина ДМТ присутствует вместе с другими родственными триптаминами в дискообразных семенах бобового дерева Anadenanthera colubrina, известного на языке кечуа как вилька (vilca). Его близкий родственник Anadenanthera peregrina, произрастающий в бассейне Амазонки , был завезен в Карибское море примерно в 500 г. до н.э. народом таино; первые испанские авантюристы узнали его там под названием cohoba.

Кактус Сан-Педро — единственное психоактивное растение, изображенное в Чавине в натуралистическом стиле11, но присутствие вильки ясно подтверждается нюхательными лотками и трубками, артефактами, которые были широко распространены в Андах в доколумбовые времена и используются до сих пор. Сегодня существует несколько изолированных групп12. Семена вилки, измельченные в мелкий порошок, традиционно раскладывали на костяных или деревянных подносах и нюхали, с силой вдувая смесь в ноздри с помощью трубочек, часто сделанных из полых костей птиц и иногда сложенных в Y-образную форму для продвижения порошка в обе ноздри. На стоянках эпохи Чавина от северного Перу до северо-западной Аргентины эти нюхательные лотки и трубки были найдены во многих местах, начиная с 1200 г. до н.э. Подносы, сделанные из китового уса, были обнаружены в сотнях миль от побережья, наряду с трубами, сделанными из костей лисиц, пум и птиц. Возможно, в это время к церемониальным напиткам из чичи также добавляли вильку и Сан-Педро, что было засвидетельствовано в 1571 году Хуаном Поло де Ондегардо, испанским администратором в Куско.13

Современные археологи сходятся во мнении, что Чавин был храмом, построенным для крупномасштабных церемоний, и что препараты галлюциногенных растений были важным компонентом проводимых там ритуалов. Церемоний, в которых восприятием манипулировали звуком, светом и пространственной дезориентацией, а также растительными препаратами, изменяющими сознание. Бурные горные ручьи были перенаправлены, чтобы создать искусственный водоток, эхом отражающийся в туннелях; были найдены раковины и фрагменты антрацитового зеркала, которые, возможно, отражали свет через галереи вместе со звуком. Расширение этого места на протяжении столетий и воспроизведение мотивов Чавина в более поздних местах, удаленных на сотни миль, позволяют предположить, что этот опыт привлекал участников с больших расстояний, объединяя культуры побережья с культурами джунглей на восточных склонах Анд, куда впадает река Мосна. Для Хулио Тельо это сделало Чавин связующим звеном перуанской культуры. Он описал его как ствол могучего дерева, из трех великих ветвей которого — побережья, гор и джунглей — родилась нация.15

Чавин определяет мескалин как источник первой монументальной культуры Южной Америки, однако не его одного, а в компании со многими другими визионерскими растениями, слишком многими, чтобы четко проследить историю одного кактуса. Образы, кишащие на каменных рельефах храма, на современный взгляд кажутся сильно психоделическими: хаос когтей, челюстей, крыльев и огромных расширенных глаз, который превращается в геометрические, мозаичные абстракции и сложенные вертикальные повторения. Но этот стиль предполагает не столько характерное мескалиновое видение, сколько фрактальные, усыпанные драгоценностями мыслительные ландшафты, столь заметные в современном искусстве, вдохновленном ДМТ и аяхуаской. Чавиновский пантеон клыкастых и пучеглазых богов высечен на лотках для табака и курительных и нюхательных трубочках из других, более поздних культурных памятников Боливии, Аргентины и Чили. О потреблении нюхательного табака, содержащего ДМТ, ясно свидетельствуют шиповидные головки на стенах, которые извергают слизь из своих носов, когда они корчатся в экстатической агонии и превращаются в кошачьих хищников. Этот ритуал до сих пор практикуется с нюхательными табаками амазонскими шаманами.

Роль веществ, изменяющих сознание, в обрядах давно исчезнувших культур сегодня может быть предметом только предположений, но архитектура Чавина может дать некоторые подсказки о том, как использовался Сан-Педро. Пирамиды, утопленные в землю площади и подземные галереи составляют вертикальный комплекс, который, кажется, предназначен для последовательности ритуальных этапов: массового собрания, восхождения на вершину и частного испытания или мистерии, разыгрываемого в лабиринтах под ним, возможно, с использованием нюхательного табака ДМТ. Внушительные ворота во внешней стене предполагают формальный маршрут процессии в церемониальное ядро ​​храма. Собрания на площадях могли принимать форму пения и танцев, усиленных отваром Сан-Педро, возможно, в качестве добавки к церемониальной чиче. Мескалин, как и его современный наследник  МДМА (экстази), дает телу энергию на ритмичные и стереотипные движения: в мексиканских традициях пейот обычно использовался для того, чтобы водить празднеств через ночные танцевальные церемонии. Помимо смягчения ощущения тошноты и неприятных физических симптомов кактуса, ритмичные групповые движения на мескалине помогают сблизить участников праздника в состоянии эйфорического транса. Сан-Педро мог бы выполнять эту роль для тех, кто совершал паломничество в высокие горы, как элемент церемониального варева, который включал обитателей пустыни, гор и джунглей в экстатический групповой разум и общую андскую культуру.

Судя по археологическим данным, Сан-Педро оставался важной чертой доиспанских культур, пришедших на смену Чавину. Ритуальные сосуды с изображением кактусов встречаются среди культур уари и тиуанако в высокогорьях южного Перу и Боливии, где они используются в традиционной медицине и по сей день. 16  Более поздние культуры Cupinisque, Lambayeque, Chimú и Moche на северном побережье Перу также производили керамику и глиняную посуду с характерными извилистыми колоннами кактуса, используя естественную симметрию формы его ствола. Чаши-кольца, в которых Сан-Педро переплетается с ягуаром, были найдены в захоронениях вместе с нюхательными трубками и подносами. В текстиле на побережье южнее кактус обычно сочетается с ягуаром или колибри, современными символами силы шамана высасывать злокачественные дротики из жертв черного колдовства.

После испанского завоевания археологические свидетельства были дополнены отрывочными письменными доказательствами. В 1653 году испанский священник Бернабе Кобо, который провел большую часть своей жизни в Перу в качестве миссионера-иезуита, стал свидетелем использования Сан-Педро и описал его в терминах, аналогичных тем, которые инквизиция в Мексике использовала для описания пейота: «растение, с помощью которого Дьявол обманул индейцев Перу в их язычестве… увлеченные этим напитком, индейцы мечтали о тысячах нелепостей и верили им, как если бы они были правдой». (Кобо также записал использование вилка (vilka) в качестве добавки к пиву из кукурузы чича и был одним из первых европейцев, описавших кору хинного дерева, источника хинина. Он предположил, что Сан-Педро может обладать некоторыми лечебными свойствами хинного дерева: «можно использовать его сок против лихорадок».17

Только в 1960-х годах, с идентификацией мескалина в кактусе и новым антропологическим интересом к синкретическим городским культурам, перуанские этнографы, фармакологи и социальные психиатры начали исследовать тайные традиции курандеризма или народного врачевания, которые ранее считались архаичными  суевериями или, в лучшем случае, считались искаженными формами «чистого» шаманизма  древних культур. Сегодня курандерос Сан-Педро занимает особое место в северных прибрежных городах Перу, таких как Касма и Трухильо.

Их торговле посвящены большие участки городских рынков — прилавки, забитые жезлами, скатертями и флаконами с едким цветочным ароматом, с толстыми стеблями Сан-Педро, сложенными за прилавком. В последние годы наряду с ними появился новый жанр знаков, написанных английскими буквами и иллюстрированных психоделическими рисунками стеблей кактусов и магических талисманов, предлагающих западным искателям церемонии исцеления в пляжных хижинах. Шаманов и целителей Сан-Педро также все чаще можно увидеть в джунглях, вокруг городов Амазонки, таких как Икитос и Пукальпа, где быстро развивается аяуаска туризм.

Сан-Педро-курандеризм, как он практикуется сегодня, включает в себя множество элементов, предположительно древнего происхождения, но ритуал сформирован с учетом современного восприятия. Он принимает форму консультации между целителем и пациентом, в ходе которой отвар кактуса выпивается, иногда обоими участниками, но часто только целителем, в качестве катализатора для поиска руководства у духов или противостояния силам колдовства. Перед церемонией стебли Сан-Педро нарезают дисками и варят вместе с травами в течение нескольких часов в металлическом горшке. В отличие от пейота, который содержит достаточно высокую концентрацию мескалина, чтобы употреблять его в свежем или сушеном виде, Сан-Педро требует подготовки для достижения психоактивной дозы. 18

Полученная жидкость имеет горький вкус и вязкую текстуру, а доза обычно дает не более чем умеренный психоделический эффект: вялое, мечтательное состояние, сопровождаемое легкой тошнотой, и экспансивное состояние ума, которое придает «свет ясновидения» происходящего. В отвар часто добавляют травяную смесь, чтобы обеспечить «тепло»: резкость и сосредоточенность, чтобы субъект не стал слишком «холодным» и замкнутым. Многие курандеро добавляют лист или два флорипондио (растения из рода Datura или Brugmansia), что придает кактусу возбуждающую энергию вместе с ужасно пересохшим ртом реципиента.

В центре церемонии находится меса или стол, на котором расставлены предметы, имеющие особое значение и силу для курандеро: семейные реликвии, древние артефакты, останки животных, жезлы, бутылки, перья, изображения святых. Пространство очищается молитвами и призывами к предкам курандеро и христианским святым, а также выдувается табачным дымом на четыре стороны света; оба участника часто берут нюхательный табак, чтобы очистить голову и порадовать духов. По мере того, как действие мескалина нарастает, некоторые объекты на месе «загораются», заявляя об их особом значении и требуя интерпретации. Парфюмерный спрей курандеро — обычно это крепкая настойка искусственной розы или гардении — чтобы ароматизировать воздух и поднять настроение; внутреннее сияние настоя Сан-Педро усиливает блеск предметов.

Магически заряженный момент позволяет курандеро с помощью талисманов проецировать свое сознание за пределы ординарной человеческой психики, открывая шестое чувство, проявляющее скрытые причины вещей. Погремушку или музыку можно использовать, чтобы управлять духами или достучаться до родственника, живущего далеко; конфигурация объектов на месе может указать местонахождение потерянного имущества. В случае серьезной болезни или психического нападения курандеро может схватить палочку с месы, вскочить и сразиться с невидимым источником зла. К концу церемонии, когда психическое пространство закрывается молитвой, пациент «раскрывается, как цветок», и из него исходит причина его бед. 19

Несколько лет назад я присоединился к исследовательской экспедиции Сан-Педро, собирая образцы в долинах северных кордильер Перу. Мы посетили Чавин и Карал, а также город Трухильо на северном побережье, где купили у травника на рынке выращенные стебли Сан-Педро, пухлые и блестящие. Вернувшись в Лиму, на террасе на крыше в старом испанском районе Барранко, заставленном горшечными экземплярами кактусов, помеченными датой, местом расположения и высотой над уровнем моря, мы нарезали стебли и сварили их на плите.

Интернет изобилует рецептами приготовления Сан-Педро в более концентрированных формах, чем простой метод курандеро, состоящий из измельчения и варки. Большинство из них сложны, состоят из нескольких стадий — замораживания, снятия шкурки, варки, восстановления, ферментации — и их относительные достоинства активно оспариваются. У нас не было времени ни на что, кроме самого простого: варить кусочки кактуса с добавлением тростникового сахара и лайма, чтобы облегчить усвоение и компенсировать горечь. Через пару часов отвар был темно-желтым, сильно горьким (многообещающий индикатор мескалина и его собратьев-алкалоидов) и густым от слизи, взвешенной в жидкости, как сырой яичный белок. Дозировка была просто вопросом того, сколько мы можем выпить, в моем случае где-то около пол-литра.

Мы легли на коврики, когда солнце скрылось за крышами и над океаном, и через несколько минут почувствовали внутреннее ускорение, гравитацию, прижимающую нас к кафельному полу. Мескалин, как известно, действует медленно, и часто может пройти два часа, прежде чем почувствуется полный эффект. Раньше этот тип простого напитка вызывал у меня лишь тошноту, некоторую физическую тяжесть и легкую умственную стимуляцию. На этот раз по какой-то причине я на двадцать минут погрузился в парадоксальные физические ощущения от сильной дозы мескалина.

Вялое расслабление мышц в сочетании с тремором, беспокойством и тошнотой; игривая эйфория со зловещим ощущением быстро нарастающей лихорадки; пульсирующая вибрация в груди с холодной тяжестью в конечностях. По мере того как удовольствие и дискомфорт смешивались и усиливались, было легко понять, как некоторые субъекты чувствуют себя перенесенными в царство божественного, в то время как другие валятся в своих койках, в длительном ожидании. Также было легко понять, почему появилось так много техник, позволяющих справляться с этими физическими симптомами и работать с ними, будь то добавление стимулятора в отвар или музыка и танец в ритуале.

С наступлением темноты перед моим взором проявились соты зеленого и фиолетового цветов. Кактус все еще вызывал тошноту в моем желудке, но мое кровяное давление и кровообращение восстанавливались, а онемение и усталость отступали. В отличие от алкоголя, как замечают пейотисты индейской церкви, от кактуса сначала возникает похмелье. Когда вы встаете и растягиваетесь, высвобождается поток теплой энергии, освобождая суженные мышцы и защемленные нервы. Я подумал о тысячах кактусов, которые, как мы видели, тянулись и расползались по склонам горных долин, нежась на солнце, каждый из которых был фабрикой по производству мескалина.

Я подошел к стене террасы на крыше, высотой по грудь и увенчанной горшками с черенками кактусов. Был субботний вечер, и Барранко оживал. Под нами виднелся купол разрушенной испанской церкви Ла-Эрмита, его балки были видны сквозь обвалившуюся штукатурку, а под ним — ущелье — Эль-Барранко — которое ведет через скалу к мысу над океаном, известному месту для созерцания заката, откуда толпы медленно дрейфовали обратно к старой площади. В центре вида был Пуэнте-де-лос-Суспирос, перекинутый через ущелье и соединенный с верхним и нижним проходами лестницей с перилами из черного кованого железа и балюстрадами. Панорама была завораживающей, и, пока я смотрел, она приобрела зернистое, гипнотическое качество мескалинового видения.

Толпа, казалось, состояла исключительно из молодых пар, глядящих с моста или прогуливающихся рука об руку; мосты и перила превратились в головоломку Эшера, в которой все одновременно поднималось и опускалось. Уличные фонари на фоне тропической ночи превратили сцену в богатую светотень, балансирующую на грани фигуративного и абстрактного. Подобно многим экспериментаторам с мескалином до меня, я тянулся к эстетическим ориентирам, и картина любезно подстраивалась под них: балийский театр теней, силуэтная анимация Лотты Райнигер, цветные абстракции Оскара Фишингера, открывающие «Фантазию» Уолта Диснея. 20 Смех, болтовня и музыка аккордеона превратились в оркестровую музыку, затем в шум в ушах и обратно музыку и звуки.

Пока это видение не поглотило меня, я был полностью погружен в странные изменения в моем сенсориуме. Теперь я нигде не присутствовал на сцене, осознавал себя не более, чем в кино. Сцена передо мной могла быть бесконечной, или это могла быть короткая повторяющаяся петля; В другом знакомом рефрене на тему мескалина я вышел за пределы времени. В какой-то момент в предрассветные часы толпы, идущие по мосту, должно быть, поредели, но мое следующее отчетливое воспоминание — это небо, светлеющее, ранние утренние струи реактивных самолетов, разрезающие его розовой паутиной, по мере того, как чары Сан-Педро медленно исчезали.

 

Примечания:

  1. 1. Хаксли 2004 [1954], 1.
  2. 2. Таксономия кактусов Сан-Педро запутана. Род Trichocereus был включен во многих классификационных системах в более крупный род Echinopsis до недавнего времени (см. Albesiano and Kiesling 2012). В схеме Альбезиано и Кислинга pachanoi является подвидом того, что они считают типовым видом рода (Trichocereus macrogonus subsp. Pachanoi). Близкородственный Trichocereus peruvianus иногда называют Сан-Педро, а иногда другим общим названием — Перуанский факел. Некоторые кактологи и производители вернулись к Trichocereus, в то время как другие все еще используют Echinopsis. Никакая номенклатура не является общепринятой. См. также Trout 2005, 106.
  3. 3. См. Fung 1972. Она не подтверждает принадлежность кактуса и не объясняет, почему шкурки были отделены и свернуты; однако мескалин в Сан-Педро концентрируется в области коры под кожей, и булочки могли быть способом приготовления или хранения.
  4. 4. Forbes и Клемент в 2011 году заявили об обнаружении мескалина в некоторых видах акации на юге Техаса, но их выводы были подвергнуты сомнению и остаются неподтвержденными. Они также утверждают, что в их образцах были обнаружены амфетамин, метамфетамин и никотин.
  5. 5. См. Trout 2005, 272, список примерно из восьмидесяти кактусов, о которых сообщалось, что они содержат мескалин, некоторые из них не подтверждены.
  6. 6. Anderson 2001, 136. Ранние исследования предполагали, что до 90 процентов семейства кактусовых содержат алкалоиды, но исследование 1971 года, проведенное фармакологом и специалистом по пейоту Яном Брюном, показало, что эта цифра составляет около 40 процентов.
    7. Мескалин имеет более низкое сродство к серотониновым рецепторам, чем триптамины, поэтому для достижения психоактивного эффекта требуется большая доза. Он также менее эффективен при проникновении через гематоэнцефалический барьер, что объясняет более длительное время его действия. Существует много подтипов рецепторов серотонина; хотя их относительный вклад неясен, кажется, что отличительный спектр эффектов мескалина связан с подтипами, с которыми он имеет особое сродство, и с адренергическими реакциями, которые он вызывает вместе с ними. См. Кеннеди, 2014 г., стр. 100–1.
    8. Fogleman and Danielson 2001 и Kopp 2012 описывают появление нового вида плодовой мухи в пустыне Сонора, который эволюционировал, чтобы переносить алкалоиды в виде столбчатого кактуса, который токсичен для мух родственных видов.
    9. Ряд перспективных техник, используемых в искусстве Чавина, делает возможным, что желобчатые ребра представляют собой двухмерное схематическое изображение растения с большим количеством секций (см. Cordy-Collins 1977, 356, Trout 2005, 17).
    10. Основными психоактивными веществами в семенах Anadenanthera являются буфотенин и N,N-диметилтриптамин.
    11. См. в Torres 2008 иллюстрированный обзор иконографии психоактивных растений на стоянках эпохи Чавина. Mulvany de Peñaloza 1984 утверждал, что все растительные узоры на обелиске Тельо, резной колонне в Чавине, оформленной в том же стиле, что и Лансон, могут быть изображениями психоактивных видов.
    12. Например, вичи в Боливии и Аргентине.
    13. Torres 2018, 247. Неясно, может ли и каким образом ДМТ в чиче быть активным при пероральном приеме; утверждалось, что метаболиты этанола могут включать бета-карболины, которые ингибируют ферменты, расщепляющие его, так же как ДМТ в отваре аяхуаски усиливается бета-карболинами, присутствующими в лозе яге. На северо-западе Амазонки такие люди, как яномами, иногда жуют виноградную лозу яге, нюхая вильчу; это может быть историческим предшественником перорального препарата аяуаски.
    14. См. Cordy-Collins 1977 и Burger 1992, 157: «Центральная роль психотропных веществ в Чавине хорошо задокументирована графическими изображениями на скульптурах». Это было подтверждено более поздними археологическими работами Shady Solís 2007 и Fux (ed.) 2013, хотя ни один из них не предложил более подробно, как растения могли использоваться в церемониях.
    15. Бургер 1992, 226.
    16. См. Mulvany de Peñaloza, 1994.
    17. Шарон 1978, 43.
    18. Существуют большие различия в анализе содержания мескалина как в пейоте, так и в Сан-Педро; средние оценки могут быть искажены из-за отклонений и неточных показаний, но они, вероятно, также отражают широкий диапазон потенций между разными образцами. В целом Сан-Педро обычно содержит около 0,5–1% мескалина по сухому весу (хотя может достигать 2%), а пейот — около 3–4%, но может достигать 6%. См. Erowid Plant Vaults: Psychoactive Cacti, онлайн по адресу https://erowid.org/plants/cacti (по состоянию на 29 октября 2018 г.).
    19. Шарон 1972, 132.
    20. Это, вероятно, было вызвано утверждением, что Фишингер был одним из участников экспериментов Курта Берингера с мескалином в Гейдельберге в 1920-х годах (описанных в главе 6) и стал одержим идеей запечатлеть «бешеную череду» образов, которые он пережил, на пленку. Его анимация для «Фантазии» на «Токкату и фугу ре минор» Баха якобы была результатом этой одержимости. К сожалению, это утверждение, по-видимому, не имеет более раннего поддающегося проверке источника, кроме утверждения, на которое ссылаются, в Stafford 1992, 113, и, вероятно, является городской легендой, появившейся после того, как фильм был переиздан в 1969 году с рекламной кампанией в психоделическом стиле.

переводы и статьи KD