Кикеон. Ботанический символизм мистерий Элевсина

Карл А.П. Рак

Глава из книги Maria Papaspyrou, Chiara Baldini, David Luke — Psychedelic Mysteries of the Feminine

Согласно мифу, женщина, которая первой служила кикеону, сделала что-то непристойное, что рассмешило богиню Деметру (гимн Деметре Гомера 2.203). Кикеон был смешанным напитком, который пили посвящённые в Мистерию, отмечаемую ежегодно в течение двух тысячелетий в святилище «Двух Божеств» (tó theó) в Элевсине, недалеко от Афин. Двумя божествами были Деметра и Персефона, мать и дочь, но поскольку роль одного божества (дочери) в конечном итоге перешла к роли другого (матери), их называли Святым Дуэтом. В гомеровском гимне богиня Деметра оплакивала свою дочь Персефону, похищенную владыкой преисподней Аидом, когда собирала волшебные растения в сопровождении группы девиц.

Шутка, рассмешившая Деметру, заключалась в том, что женщина обнажалась перед богиней. Это была непристойность, но священная, которая способствовала конфигурации значения инициации и была важным элементом индоктринации в тайне Мистерий Деметры и Персефоны. Как мог такой низменный жест вызвать озарения, которые считались ответственными за улучшение состояния тысяч людей, пришедших в Элевсин для посвящения? Что символизировал этот жест, кем была женщина, исполнявшая его, и что мы можем узнать из него об истории одного из наиболее хорошо охраняемых секретных ритуалов в древней Европе?

Карликовый гротеск

Леди, которая подавала зелье, сама была олицетворением непристойности, карликового гротеска, носила имя Ямбэ, названная в честь ямбического ритма, используемого в поэзии для написания непристойных стихов. Тем не менее, это имя было также калькой из целой серии имен, каламбурящих по корню ia/o-, который обозначал омонимичное слово в греческом языке (iós) для «лекарства», энтеогена или токсичной «стрелы», названной так по имени токсона, или отравленного лука. Шаманы классической древности обычно путешествовали в духовном мире с помощью ядовитой стрелы.

Глагольный корень имени Ямбе встречается в слове «фармацевт», докторе как iatrós и в многочисленных мифических фигурах, связанных с энтеогеннами и наделением полномочиями их использования. Эти фигуры включают Иона Афинского, одноименного предка ионийской племенной группы греческих народов, зачатого от волшебного шафрана, сорванного в пещере под городским акрополем. Другими именами, производными от того же корня, являются Иамос из Олимпии, этиологический основоположник наследия гадательных шаманов, и коровница Ио, которая постоянно находилась в течке от укуса коровьей мухи (Tabanus bovinus), и даже Иакх, кем был Вакх (хтонический Вакх, бог вина Дионис), олицетворенный как радостный крик, возглавлявший процессию элевсинских посвященных.

Поскольку сущностью Мистерического посвящения в Элевсинском святилище было нечто видимое и осязаемое, созерцание «священного» — хотя зал посвящения никак не подходил для театрального представления, — ожидаемо  что кикеон, которому служила Ямбэ, был психоактивным. Это также может быть возможным объяснением того, почему ее имя принадлежит к серии каламбурных персонификаций на мотив ядовитой стрелы и других психоактивных символов.

Похищение Персефоны Аидом — частый мифический мотив шаманского экстаза, к которому обращаются в ритуалах травничества. В случае с Персефоной оно было вызвано срыванием нарцисса (plucking of the nárkissos) (Гомеров гимн Деметре 2.8) (Pancratium maritimum или морской нарцисс), изображенного на доклассических минойских фресках, и, в частности, как обряд визионерского травничества на золотом кольцо из критской Исопаты. Название цветка принадлежит к догреческому языку, но оно было ассимилировано в греческий как глагольный корень для наркоза и наркотического.

Грязные танцы

Сохранились многочисленные фигурки Ямбе, изображающие природу ее непристойности. В некоторых она сжимает лиру, которая была музыкальным сопровождением для ее непристойной песни и танца. Наиболее характерным для ее непристойности является то, что ее лицо смещено к животу, иногда с пучком волос наверху, ноги соединены, а вульва расположена внизу живота-лица. Обнаженная вульва необходима для ее идентичности до такой степени, что ее можно даже считать просто антропоморфизмом полового органа. Ямбэ также может быть изображена раздвигающей ноги верхом на свинье. На самом деле поросенок был сленгом для pudendum muliebre (вульвы), что, вероятно, определялось реакцией Suidae (видов млекопитающих, включающих свиней, свиней, кабанов и т.д.) на человеческий феромон.

Имя Ямбе, как правило, взаимозаменяемо с Баубо, которое было антропоморфизмом baubón или фаллоимитатора, чаще называемого ólisthos, или башмачком, превращая ее в своего рода символ союза противоположностей, с мужским и женским принципами, представленными в таком же изображении. По этой причине ноги Ямбе часто выглядят соединенными, чтобы лучше представить более достоверное подобие пениса. В этом случае пучок волос представляет собой расщепленный носовой ход, выходящий из крайней плоти, а не причудливую шевелюру женских лобковых волос. Однако даже в этом случае основная идентичность Ямбэ остается вульвой, а баубо обычно называют «животом».

Возвращаясь к мифу о Деметре и Персефоне, я полагаю, что непристойная шутка, подбадривавшая горе Деметры, заключалась в том, что Ямба предложила богине заглянуть через раздвинутые половые губы в ее чрево, показывая, что она беременна ребёнком мужского пола (Орфические гимны, фрагмент 52), и тем самым передает нам еще один образ союза мужского и женского.

Карликовую Ямбе-Баубо также можно рассматривать как греческую версию всемирно известной фигуры сидящей на корточках богини, запечатлённую в момент родов. Ее образы приходят к нам из таких разных регионов, как ацтеки Нового Света и шестое тысячелетие до н.э., рожающие богини анатолийского Чатал-Хаюка (Турция).

Миндальные ворота

Вид через врата расширенной вульвы, вероятно, лучше всего представлен кельтской Шейлой-на-гиг, старухой с иссохшей грудью и тонкой грудной клеткой, изображаемой раздвигающей половые губы. Образ миндалевидной (мандорла) вульвы, также известный в сакральной геометрии как vesica piscis, был затем экспроприирован в христианстве как символ входа в священное пространство и включен в церковную архитектуру в качестве украшения над воротами.

В зале посвящения в святилище Элевсина эти вульвоподобные ворота представляли собой дверной проем древнего святилища находящегося в пещерном зале, окруженном ступенчатым периметром, вмещавшим несколько сотен инициируемых. Именно здесь, у входа, иерофант провозглашал рождение ребенка кульминацией переживания Мистерии.

Возвращаясь к роли Ямбэ в мифе о Деметре, то, что, возможно, развеселило горе Деметры, могло быть осознанием того, что двойственность между двумя противоположностями может быть преодолена. На самом деле Ямбе показала через свою вульву, что она была беременна ребенком мужского пола, почти как гермафродитное видение женщины с мужскими качествами. Возможно, Ямбэ хотела сказать богине, что похищение Персефоны Аидом и переход к союзу между мужчиной-похитителем и похищенной невестой также можно рассматривать как еще один подобный пример слияния полярностей.

Такое слияние дихотомических противоположностей составляет существенный опыт мистического видения. Изначальная богиня, которую здесь символизирует Ямбэ, таким образом, представляла сексуальную тотальность, андрогинную целостность, порождающую вселенную из зияющей космической вульвы, называемой Хаосом, «зияющим отверстием или ртом» (Гесиод Теогония, 124 и сл.). Это изначальное андрогинное божество продолжало этот способ партеногенеза до тех пор, пока не воплотило мужское начало в качестве своего созидательного партнера в форме Урана, чье имя означает «небесный». На неолитических статуэтках ее материнское женское тело изображается с удлиненной шеей, иногда весьма явно с головой в виде головки полового члена. Затем она превратилась в кикладскую фигуру бородатой Афродиты, в конечном итоге став обожествленной гермафродитой классического периода, которую иногда изображали поднимающей свою одежду, как Ямбе, чтобы показать свои парадоксально мужские гениталии.

Грибные антропоморфизмы

Это шутливое карликовое существо, подавшее кикеон Деметре, также можно рассматривать как олицетворение энтеогенного ботанического содержания самого напитка. Ямбе-Баубо в древней фольклорной традиции была englottogástor, «языком в животе». «Язык в животе» — один из группы карликовых гротесков, более явных грибных антропоморфизмов, принадлежащих к племени «тененогих» или скиаподов. Это существа только с одной широкой ногой, из-за чего их еще называли моноподами.

В комедии «Птицы» (414 г. до н.э.) Аристофан заставил Сократа осквернить Элевсинские мистерии, совершив обряд некромантии на кладбище Керамикос, расположенном в болоте сразу за западными воротами города Афины. Философ описан в момент вызова «языка в животе».

В этом же болоте находился и очень древний храм Диониса, который открывался только раз в году для Малой Мистерии, необходимой для главного посвящения в Элевсине. Здание было известно как «стойло для быков» (boukólion). Здесь Василинна, церемониальное положение, которое в древней афинской религии занимала жена царя, или Архонт Василевс, была подготовлена ​​группой пожилых женщин для ее полового акта с богом Дионисом. Именно это представление составляло Малую Мистерию и напоминало похищение Персефоны Аидом с последующим ее возрождением, отмеченным в Великой Мистерии в Элевсине.

Тайную встречу между женой царя и Дионисом можно было рассматривать как шаманский обряд сексуального экстаза, доступ к которому, на что указывает обозначение храма как стойло для быков, производился с помощью соответствующего психоактивного вещества. Этим агентом был гриб, растение, долгое время ассоциировавшееся с мычанием или ревом крупного рогатого скота. В староанглийском языке для гриба не существовало названия, только метафоры, характерные для вещей, слишком священных, чтобы называть их. Гриб — одна из таких метафор, ассимилированных еще в елизаветинскую эпоху от французского mousseron, происходящего от позднелатинского mussare — «мычать/реветь», от греческого muká-esthai — «реветь». Гриб является звукоподражательным для этого мычащего звука, который уже в классический период Греции издавали грибы, прорастая из земли (Аристиас, фрагмент 6, вероятно, из его трагедии о Персее).

В более поздних традициях эти «теневые ноги», или существа в форме грибов, были увековечены в средневековых преданиях и изображены в христианской архитектуре. Их грибковый антропоморфизм хорошо известен, о чем свидетельствует книга К. С. Льюиса «Путешествие на Покорителе зари» (1952), часть серии рассказов для детей под названием «Хроники Нарнии». Тот факт, что тенистопы передвигаются, прыгая на единственной ноге, может быть связан с внезапным вырыванием грибов из земли. Тененоги иногда антропоморфизируются как зонтики, а зонтик — это метафора гриба, восходящая к санскриту и ведическому таинству сомы.

Больше антропоморфизмов можно идентифицировать по всему миру и на протяжении длительного периода времени. В фантастической «Правдивой истории» Лукиана (второй век н. э.) мы находим еще один грибной антропоморфизм — Caulomycetes (покровные грибы), племя воинов-грибов, которые используют грибную шапку над головой как щит. Они, очевидно, довольно маленькие, если крышка достаточно велика, чтобы обеспечить их прикрытие. Эти воины напоминают берсерков и, в частности, «волков хаома», элитный отряд персидских воинов-ахеменидов, явно вовлеченных в ритуальную ликантропию, подобно культам волков древних спартанцев. Персидской зороастрийской версией сомы была авестийская хаома, известная грекам как [h]ómomi, моли (mólu) гомеровской традиции и связанная с волками и лисами, учитывая, что собакам нравится опьянение, которое она дает. Традиция берсерков была широко распространена по всей древней Европе и задокументирована во времена римского императора Траяна во втором веке как использование грибов в его столкновении с даками Фракии, которых называли «людьми-волками». Конкретным видом гриба, вероятно, является мухомор красный, поскольку он лучше всего соответствует множеству метафорических атрибутов и является единственным грибом, известным своей повышенной физической выносливостью, к которой он имеет доступ. Все это указывает на то, что истоки этих существ и их распространение по Европе можно проследить до зелья сома-хаома.

Пища Громовой Птицы

Мало того, что «язык в животе» был узнаваем для аудитории Аристофана как грибковая идентичность Ямбэ Элевсинских мистерий, Аристофан раскрывает другую метафору священного гриба. Пародии на некромантию Сократа в комедии непосредственно предшествовало появление титана Прометея с его фаллосом, обязательным придатком его костюма, закутанным в драпировку до тех пор, пока она не раскроется, как зонтик. Прометей, создатель человека, украл у богов небесный огонь. Аристофан показывает его как «теневую ногу», поскольку он прячется от богов наверху в тени своего зонтика. За кражу огня Прометей был прикован к горе, где ежедневно орел лакомился его печенью.

Печень действует как фильтр токсинов организма, обеспечивая самую высокую концентрацию любых поглощаемых ядов. Считалось, что печень была микрокосмической моделью космоса, что делало ее местом гадания. Из божественной жидкости, капавшей из обглоданной печени титана, выросло волшебное растение с двойным стеблем (Apollodorus Rhodius, Argonautica, 3.856). Ни одно растение не прорастает из земли с «двойным» стеблем, кроме мухоморов; его ножка (стебель или ствол) торчит вверх и вниз, как плоды гриба, образуя характерную форму гантели. Мухоморов обычно называют вороньим хлебом, потому что эти и другие птицы любят его опьяняющие свойства. Это также орлиная пища, как задокументировано в фольклоре Нового Света и сказках о громовой птице.

Еще одним существом, вызванным в некромантии Сократа, являются подхалимы, те, кто сплетничал о людях, которые совсем недавно были привлечены к ответственности за проведение церемонии Таинства в их частных домах с гостями на их симпозиумах или попойках, очевидно оскверняя священное зелье, злоупотребляя им как рекреационным наркотиком. Среди обвиняемых был Алкивиад, печально известный ученик Сократа. Подхалим — это буквально человек, который «разоблачает фигу». Это термин упрека для презренного типа людей, которые переворачивают государственные доказательства для обвинения. Инжир, однако, представляет собой непристойный жест рукой, большой палец высовывается между сжатыми указательным и средним пальцами, имитируя пенис/клитор, скрывающийся между половыми губами вульвы. Смоковница одновременно похожа на матку, с обилием семян, запутавшихся в ее розовых менструальных выделениях, и одновременно мужская, напоминающая мошонку яичек под шеей, как пенис. Фиговый разоблачитель или подхалим — это указатель, обнажающий гениталии, откровение Ямбе-Баубо, которое рассмешило Деметру.

Похищение Персефоны и вакханалия

Ребенок во чреве Ямбэ, появившийся, когда она подавала Мистерийное зелье, имел важное значение для понимания того, что пережили элевсинские посвященные. Ямб сначала предложил Деметре глоток красного вина. Это она отказалась.

Похищение Персефоны может быть помещено в контекст вакхических ритуалов сбора растений. Аид, похититель Персефоны, был взаимозаменяем с хтонической персоной Диониса (Nonnus Dionysiaca, 31.144; Orphic Hymn 57; Suda. s.v. «Zagreus»), который также считался сексуальным аналогом царицы Базилинны в Храме в Болото, в ритуале «бычьего стойла», который напоминал древние церемонии плодородия.

Ритуалы Диониса опосредовали его двойные ботанические проявления в виде дикого гриба и его культивируемой версии в виде грибковых дрожжей, которые выращивают вино из сока собранных плодов. Вакхическое веселье прославляло первое и было версией того же мотива, что и похищение Персефоны. Эмблемой вакханок был тирс, стебель фенхеля, который женщины Диониса несли на своих лесных пирушках. Тирус был символическим контейнером для собранных дикорастущих растений, прототипом которых был гриб. В обычной кулинарной номенклатуре ножка гриба называлась его тирсом, подчеркивая связь между дионисийским культом и употреблением галлюциногенных грибов.

Так почему же Деметра отказалась пить предложенное вино и вместо этого прописала элевсинским посвященным смешанный кикеон? Смысл Великих мистерий также заключается в принятии Деметрой похищения (изнасилования) ее дочери как перехода к супружеству, в котором насильник становится ее зятем. Вино было задумано как антитеза диким растениям, собранным Персефоной, когда она была похищена, потому что это растение было «одомашнено», и его выращивание было эквивалентно превращению дикой девушки в замужнюю женщину. Ботаническим эквивалентом возделываемого виноградника была вспаханная земля, засеянная зерновыми культурами, особенно ячменем Hordeum vulgare, который был основным ингредиентом кикеона. Ингредиентами напитка Mystery были зерна ячменя и щепотка мяты в водной среде. Это было не пиво и не какой-либо алкогольный продукт; зерно не будет бродить, если его зерна не будут растерты, чтобы преобразовать его крахмал в сахара, на которых могут расти дрожжи.

Флибейн

Как жена Аида и мать его ребенка, Персефона могла посещать свою мать, Деметру, только две трети года, подобно семени, которое, оказавшись под землей, весной прорастает в растение, представляя собой мощное понимание важность растений для понимания символики мифа, принцип, еще раз подтвержденный природой кикеона.

Растения, содержащиеся в зелье, можно рассматривать как символ перехода Персефоны от девушки к невесте и более широкого перехода от изначального состояния человечества к его цивилизованной форме. Дикая мята (Mentha pulegium) использовалась в качестве инсектицида и олицетворялась как дева Минта, наложница Аида, таким образом символизируя проституцию, внебрачную сексуальность и изначальную токсичность. Психоактивный агент кикеона, грибок Claviceps purpurea, известный как спорынья, можно рассматривать как посредник между дикой мятой и культурным ячменем. Как дикий гриб, растущий на культивируемых продуктах питания (ячмене), спорынья, таким образом, примиряет дикую природу с цивилизованной. С символической точки зрения он опосредует переход Персефоны от статуса «дикой» девы к ее одомашненной версии невесты Аида.

В более широком смысле это также дает представление о примирении цивилизованного мира (находящегося в зачаточном состоянии во время древнегреческой культуры, в которой развивались Элевсинские мистерии) с его изначальными «дикими» прецедентами, как с точки зрения сельскохозяйственных знаний, так и с точки зрения социальных норм. Однако это видение примирения было доступно только тем, кто знал секрет того, как извлечь его психоактивное вещество, а именно, двум элевсинским семьям, ответственным за подготовку кикеона на протяжении веков, и посвященным.

Это зелье из спорыньи считалось чем-то превосходящим обычно доступные опьяняющие вещества, и говорят, что оно было воспроизведено Алкивиадом в развлекательной профанации посвящения в мистерии. Психоактивным веществом является амид лизергиновой кислоты (ЛСА), натуральная версия ЛСД, и тот же энтеоген, известный как ололиуки, извлекаемый из семян ипомеи в шаманизме майя. Процесс экстракции вызывает колебательный стаз эргина. Его зеркальный изоэргин достигается путем гидролиза токсина эрготамина в щелочной водной среде, полученной путем добавления костной золы, в память о первом пахаре, предложенном в качестве жертвы.

При проведении посвящения в мистерию посвященные путешествовали в духе на колеснице кикеона, чтобы посетить Персефону и Аида через пещеру Плутонион в критический момент, когда она собиралась родить. Они вновь появились в зале посвящения через вульвовую дверь центрального храмового здания, одновременно возродившись вместе с Таинственным ребенком. Флибан был абортивным средством, в то время как спорынья использовалась в фармакопее акушерства для остановки послеродового кровотечения (Псевдо-Диоскорид, 2.100), составляя еще одну дихотомическую противоположность, где дикорастущий и культивируемый аналог были объединены и примирены.

В преисподней посвященных приветствовали как гостей адской пары (Аида и Персефоны), и поэтому отныне они навсегда были связаны священными отношениями взаимного гостеприимства ( Гомеровский гимн 2.485–89). Нижний мир посещал их дома, предлагая процветание и плодородие, а когда они умирали, они отправлялись в царство, с которым уже установили долг гостеприимства.

Значение мистерии

Платон ясно описал, что то, что переживалось при посвящении в Мистерию, было встречей лицом к лицу с божеством (Платон Федр, 250е и след.). Будучи неоплатоником, христианин Павел точно так же описывал свой мистический восторг (1 Кор. 13:12; 2 Кор. 12:2–5). Как и во всех сценариях таких Мистерий, посвященный переживал символическую смерть как подготовку к жизни в расширенном ее проживании. В Элевсине посвященный, по словам Цицерона, «узнавал начала жизни и обретал силу не только жить счастливо, но и умирать с большей надеждой» (Цицерон, Законы, 2.14.36). Вся эволюция цивилизованных форм культуры и аналогичное скрещивание примитивных ядовитых растений с продуктами питания, от которых зависит жизнь, стали личным опытом на огромном пространстве безграничного времени. Отныне жизнь проживалась с уверенностью в своих предшественниках и своей космической проекции. Видение Тайны давало примирение и союз дихотомическим мирам мужского и женского, а также дикого и цивилизованного. Это позволило посвященным уловить один из основных парадоксов, на которых основана вселенная: сосуществование противоположностей и, следовательно, неотъемлемую возможность преодоления двойственности.

переводы и статьи KD